Нет, конечно «Олтынчи» было куда лучше. Теперь «Олтынчи» разобрали к чертям собачьим, и самым путёвым пивом по Ташкенту считалось «Алмалык».

-         Я пошел поссать.

Женька нетрезво порулил  в сторону базарчика – там был хоть и  платный, но до тихого ужаса грязный и вонючий туалет. Он снова не заплатил дань в пять сумов.

Скрипач и баянист отрабатывали червонец  Хищника, играя «Мурку».

-         Не хило пристроились. Дядя Володя докурил, и послал  бычок за ограду.

-         Гитары им не хватает, тогда вообще кайф бы был.

Мы закончили «объект», по уже сложившейся традиции обмывая пивом. Работали в таком удобном для этих дел районе, что как говорится – «Просто праздник какой-то».

Выходим с работы, и автоматически попадаем в пивнуху. Каждый пропущенный кем-то день оценивался в три бутылки на рыло. Сегодня отдувался дядя Володя.

Женька пришел, когда шабашники закончили играть какую-то красивую мелодию, с шумом свалился на стул, и воткнул в рот сигарету. Музыканты занялись своим основным делом, ради которого собственно они сюда и припёрлись, то есть, начали посасывать пивко в больших  количествах. Смотря на них, дядя Володя,  мечтательно закатив глаза заговорил:

-         Эх, пацаны! Знаете, какая у меня была самая красивая  мечта?

-         Знаем. Много ящиков пива, ещё больше  блядей – и на необитаемый остров!   Это Женя.

-         Балда! – Белые брючки, белый фрак, белый цилиндр, и в руках белая трость из слоновой кости, с золотой ручкой. И я, во всем этом сверкающем белизной, модой и важностью, иду по Невскому.    …Эх!

-         А, чё  это – Невский?

Женька допивал шестую бутылку.

-         Э, балда! Андрюха, скажи ему!

-         Невский проспект, в Ленинграде – центральная улица. Да, я бы тоже не отказался по Невскому пройтись, может не в белом, а пройти очень хочу.

Я глотнул пива, и погрузился в грёзы.

-         Мы с женой были там в ‘74-м. Красивый город, – что ни дом, то памятник или музей. Великолепие! Финский залив, Нева! Да, я бы ещё раз поехал бы туда. Тем более что мечты мои не сбылись, белого костюма у меня до сих пор нет, и уж тем более смокинга! Бля, а пиво там какое! И люди – добрей и порядочней Ленинградцев, нет на свете людей. Короче – город сказка.

-         Женька, а давай в Питер смотаемся, – бабки же есть! У меня там знакомая живёт – Варюха. Постоянно к себе в гости зовёт. Чё нам с тобой слабо, что ли? Отдохнём. Каникулы себе устроим.

-         Да и этот ваш одноклассник, как его? А, Женька Цой теперь, то в Ленинграде живёт.

Подлил масла дядя Володя. Так я узнал что Цой, живёт в Питере.

-         Давай! Всё равно, пока что работы нет.

Билеты покупали с рук.

 Перед кассами нас перебили: Ребят билетики надо? У меня есть, в любую сторону. Но мы как героические фёклы попёрлись в здание железнодорожных касс, где нас просветили стандартным для наших Узбекских туристов ответом: билетов на ближайшие два месяца нет. Тупо улыбаясь, мы вернулись к тому мужику, что предлагал нам свои услуги. Да, за пол часа он решил все наши проблемы с поездкой, и все свои финансовые.

Плацкарт – по цене СВ., Боже мой! Какие проблемы?

Мы люди не гордые, привыкшие достойно переносить все тяготы и лишения, ой чего-то меня на уставные дела опять потянуло. Хотя в то время Женя как раз являлся альтернативным служащим доблестной Узбекской армии. Документов он тоже не имел, кроме вшивенького удостоверения альтернативного служащего, со своей фотографией внутри года примерно 1985-го.

-         Всё, пиздец! Пятого августа подрываем хвосты, ну а десятого точно - будем в Питере.

В Москве у знакомых перебичуем.

Конечно немного не по себе, что у матушки девятого - день рождения, но я думаю, она всё поймёт. Ведь я уже очень долго мечтаю о поездке туда, в город своей мечты.

-         Слушай! А нам правильные билеты дали?  Женька, уже который раз почёсывал головёшку.

-         Конечно правильные. Ну и что, что мужик нам эти билеты на другом вокзале доставал, здесь же написано что они до Москвы.

До конца уверен в своих утверждениях я, конечно же, не был, потому, как сто лет не видел никаких железнодорожных билетов.

-         Вкрайняк шуметь будем, всё равно не оставят, довезут до Москвы.

       ***********

Дома,  меня в принципе не поняли…

-         Какой Питер?

-         А я?  Спросила жена.

-         Тебе всё равно параллельно до Питера, да у меня и денег столько нет. Я тебе подарок оттуда привезу. Вернёмся мы числа 25-го, а как доедем, я вам позвоню.

Конечно, без скандалов, обид и разводов дело не обошлось, но сей рассказ об этом умалчивает. Билеты всё равно уже не поменяешь, за них деньги заплочены.

-         Ну чё, придумал?

-         Ага! Мне мама сейчас к трусам кармашек пришивает. В тепле поедут денежки.

Извечный тупизм нашей стороны, в запрете на свободное хождение валюты по стране. Свои потом заработанные баксы, мы вынуждены прятать так, чтобы ни один мент не понял где они зарыты. Конфисковывают  пиздюки.

Женя нашел выход, в трусах -  я его не видел, и моя голова раскалывалась от постоянного раздумывания над этим.

Я сделал два шага по комнате.

-         Не, на хуй! Забери свои ультра- плюс, я лучше баксы в руках понесу, чем с твоим «Олвейс» как полковая шлюха гулять. Как же вы ходите-то с ними, бедные!

Конечно же, голова должна была болеть почти до самого отъезда, за день до него я придумал свой способ переправки небольшого количества валюты за бугор.

Нашел старую, советскую фото кассету, запихал, туда свернув трубочкой, баксики, а на чёрную поверхность кассеты наклеил наклейку от аудио кассеты с иностранными буквами. Теперь в окошечко моей мыльницы «Кодак», было видно, что якобы фирменная плёнка в фотоаппарате есть, и открывать его с отснятой наполовину плёнкой, будет только какой-нибудь вандал. Всё это было рассчитано только на тупость вагонных  ментов, потому как, приглядевшись внимательно, даже не зная Английского языка, можно было понять, что в фотоаппарате совсем не импортная плёнка.

Женин папа сделал милость и отвёз нас на вокзал, по дороге остановившись на базаре, чтобы купить гостинцы Азии, то есть, арбуз и дыню с лепешками. Эта сумка являлась общей, а кроме неё у меня была большая спортивная сумка, специально купленная мной для этой поездки, и жёлтый Женин чемодан модный в 60-м году.

             На вокзал мы приехали заблаговременно, но спустившись куда-то вниз, где принялись заполнять долгую декларацию Узбекистана. В этом подземном переходе толпилась добрая сотня людей, которые тоже собирались уезжать.

Мы с Женькой особенно не торопились, не зная специфики 86-го поезда, Ташкент-Москва. Сообщив в декларации безопасную (как нам казалось) сумму российских рублей 200 000, на морду мы очутились на перроне минут за сорок до отбытия.

Надо заметить, что на улице была до одурения жаркая погода. Вонь от потных тел расстилалась по перрону как молочный туман (в переносном, конечно смысле).

А ещё, я до сих пор помню своё состояние – столбнячно-офигевающее. После столь кого, перенесённого нами, при написании декларации мы попали на абсолютно заполонённый перрон. Плюс ко всему оказалось, что мы вылезли где-то у начала состава, а наш вагон (в рот его чих пых!), находился в почти самом конце состава.

Сумка с Азиатскими гостинцами, которую мы по соглашению тащили вдвоём, вечно застревала и очень мешала нашему продвижению в сторону Питера. Злобно матерясь на всех известных нам матюках, мы кое-как добрались до вагона.

Там, шла война. 

На самом верху ступенек, заслонив собой и так, очевидно узкий проход – стоял парень закидывающий огромные тюки с неизвестно чем, в вагон. С перрона ему подавали эти тюки ещё несколько ребят, а дальше в вагон передавалось по цепочке. Ну а пассажиры, которые, как и мы пришли сюда не к шести утра, стояли и смотрели, как весело работают парни. Протиснуться к ступеням, явно не представлялось возможным, поэтому мы с Женькой тоже, остались смотреть на летающие баулы. Потом я, наверное, что-то пропустил, так как не понял, с чего вдруг все вокруг начали суетиться, и пробиваться к вагону. Сумка с гостинцами осталась у меня, а Женя благодаря своей не ахти какой комплекции, вдруг оказался почти у самого вагона. Потом каким-то мужиком вышибли стекло двери вагона, зашумел проводник, приметивший проверку, и с размаху влепил работящему парню в ухо, так что бедный Нигер полетел вниз, где чуть-чуть не задел меня. Естественно, что при таком стечении обстоятельств, билеты при входе на «палубу» не проверял никто. Женя под общий шумок, принимал у меня сумки, а потом мы всё- таки очутились в самом вагоне.

  Здесь вряд ли было лучше. Воняло так же приторно, а проход был завален баулами, так что мы буксовали прямо по ним. И естественно, наши места тоже были заняты баулами, ящиками с абрикосами, помидорами, болгарским перцем. Я снял и выжал свой тельник, а потом мы тщетно допытывались, чьи это вещи стоят на наших местах. Но хозяев у них не было. Судя по лицам тех, кто сидел, можно было догадаться, что всяческие требования здесь абсолютно неуместны. Так мы и стояли, когда состав тронулся и пока набирал скорость за пределами Ташкента, потом появился хозяин -  маленький узбек в белой тюбетейке на темечке. Он бормотал, что сейчас всё уберёт, и поспешно рыскал глазами в сторону третьих полок, где аккуратными рядами уже со вчерашнего вечера были утрамбованы коробки, ящики и баулы. Мужик видно не в первый раз путешествовал в сторону Москвы, потому как в его руках появились палки, доски, веревки, с помощью которых он создавал собственные третьи полки над проходом. Короче говоря, через час мы уже лежали на своих местах я – на верхнем, Женька – на нижнем.

Под столиком, и между двумя нижними местами тоже стояли баулы, кто-то сидел на них сбоку, кто-то сумел развалиться.

Люди ехали кто куда: кто за большими деньгами, кто в отпуск с детьми, кто-то к

 родне. Мусора, подошли именно к нам. -  Здрасте! Ваши документы. А где декларации?

Так!…   С вещами, к проводнику в купе, попрошу.

У бедного Жени, защемило в трусах, да и я сразу понял, почему мы идём к проводнику вместо досмотра на месте. Просто у  мусоров не было денежек, которые мы – два мудака, указали в этой грёбанной декларации. К проводнику я зашел один, где долгое время слушал угрозы и статьи из уголовного кодекса республики Узбекистан, а потом долгое время, держа руку на сердце, повторял: « Ака! Мы студенты, у нас денег нет, эти деньги мне дядя оставил когда в прошлом году из России приезжал – на дорогу это».

В итоге мало что изменилось, эти выб..дки забрали у нас по 200 000 с носа, как и было указано в декларации. На прощание, жирный  мент мне сказал: «Вы …ля, декларации эти порвите и в окно выкиньте. А если ещё кто подойдёт с удостоверением, про декларацию спрашивать будет, скажи что Алим-ака декларацию себе забрал».

И так по чемпионски улыбнулся, как будто у Каспарова партию выиграл, паскуда. В общем, настроение у нас пропало ещё в Узбекистане.

Потом начались степи Казахстана, в которых ничего живого не наблюдалось, и мне не хотелось даже курить, потому что было лень слезать с полки и переться в вонючий и битком набитый «зайцами», тамбур впрочем, так же как и остальное пространство вагона.

 *************

-  Каму риба, пук, сигарет.    -    Сигарет! Откликалась где-то эхом другая торгашка.

-         Да! Теперь это до самого Оренбурга будет продолжаться, хотя потом тоже будут ходить с хрусталём и всякой другой ерундой но, слава Богу, – не так навязчиво.

-         Мужики! А давайте наше «купе» занавесим простынкой, может, меньше заглядывать будут!   Это наш сосед – парнишка, примерно нашего возраста.

-         Давай! Может хоть похаваем спокойно, а потом и в картишки можно будет поиграть.

Шторка наша нам не помогла, а наоборот, ещё больше усилила желание до нас докричаться. Теперь всякий, и каждая считали своим долгом заглянуть за нашу занавесь и предложить нам свои услуги, или вязаные носки из верблюжьего пуха. Мы сидели спинами к проходу, разместившись на баулах и резались в «дурака».

Бабушка – хозяйка баулов с нами не сидела, постоянно уходя гостить к землякам. «Домой» она приходила только спать, так что она не мешала нам, мы не мешали ей.

Ещё мы с Женькой развлекались слушанием плеера а, изредка подшучивали над весьма предприимчивыми казашками носящими «Готовий суп!» – «Наливай!»

Не обошлось и без встречи, с доблестными Казахскими таможенниками – подъезжая к первой Российской станции «Илецк», мы как раз заново упаковывали вещи.

В Илецке мы стояли долго. Российские таможенники не торопясь, освобождали состав от баулов и их хозяев. В вагоне стало пусто и просторно, что напомнило мне о недавнем прошлом поездов – в 1988 году мы с мамой ездили на курорт Боровое, как раз в таком вот свободном от бизнеса поезде. Бедолагам с баулами (в том числе и нашей бабушке), предстояло заполнить в Илецке Российскую «декларацию о ввозимых на территорию России товаров», и заплатить налоги. Чуть позже – проверяли нас.

-         Ты чё, «КИНО» слушаешь?

-         А чё, законом запрещено?  Отвечал я, вопросом.

-         Да нет, я просто тоже слушаю, вот и удивляюсь, что в Ташкенте есть любители Цоя.

-         …

После этого, досматривать нас перестали.

-         Надо бы ещё твой фотоаппарат открыть, да ладно, всё- таки 15ть снимков уже сделал.

Потом мы пили пиво «Толстячок», и спокойно курили в тамбуре. Ведь всё, в принципе – было прекрасно. Мы мчались среди лесов к моей заветной цели.

Теперь открыли даже второй туалет, который был закрыт с самого Ташкента. В нём правда осталась одна картонная коробка с болгарским перцем, на которую все, видимо не специально метясь, писали. Позже её купил какой-то Арик.

Небо стало иного цвета, заморосил дождик – мы были в России.

По России проводник подсаживал зайцев и вскоре парнишка с билетом, не мог найти себе места. К нам подсел, да так мы с ним и проговорили всю оставшуюся ночь, о музыке, музыкантах, Москве, и Ташкенте, о людях. Я не мог спать, ему же было негде – ситуации, вроде как сродни одна с другой. Он слушал «Мумий Тролля» и мне советовал, я на тот момент слышал всего одну вещь Ильи, короче парнишка меня завлёк, заинтересовал «Троллем»  По приезду в Москву он даже ларёк показал, где купить можно. Молодчик! Провёл нас подземным переходом до метро, так что мы избежали ещё одного соприкосновения с милицией или ОМОНом.

В Москве о нас знали, я звонил и брату, и знакомым, которые жили раньше в Ташкенте. Сумки кинули у них, дядя Валера и т. Галя всегда были гостеприимнее, чем мои далёкие родственники – москвичи. Для них я и приобрёл в подарок красивую вазу в поезде.

С Вовчиком встретились на Ленинском, и пошли в кассы. Сразу купили билеты и в Ташкент, и в Питер (туда обратно).

-         В 10-ть вечера, отбываем.  Теперь топаем пить пиво и звонить в Ташкент. Сегодня у мамы день рождения.

Вовчик был проводником. Начали у Макдональдса – там дальняк бесплатный, а посидеть можно и рядом в скверике, на лавочке.

Потом очутились в Александровском саду, где уже откровенно пьяные плевались пивом в голубей. «Афанасий», «Очаковское», «Тверское тёмное», «Балтика» – пробовали всё.

-      Ой, джаляп!   Это я по привычке матюкнулся на узбекском.

-         Ребята! Ваши документы.

-      Ну вот, нельзя уже по-иностранному заматериться, думал я, с тоской разглядывая         

       рыжего мента, разглядывающего мой паспорт  made in Uzbekistan.

-         Где остановились?

-         Да, у меня командир! Это мой брат троюродный, они сегодня вечером в Питер уезжают, отпусти командир!

У Вовки тоже язык заплетался, хорошо хоть паспорт с Московской пропиской с собой был.

-         Не шумите только.

-         Какой разговор, конечно!

-         Э, анайнинский ишак, джаляп!   Метрах в пяти после, не удержался я. Уж чего-чего, а матюкаться я даже по-корейски могу.

Была пятница, и по старомосковской традиции наши хозяева уехали на дачу. Расставшись с Вовиком, уже на «Красногвардейской» мы зашли на почту, позвонить в Питер к Варюхе.

Дома её не было, а с отцом говорить на тему нашего прибытия, я не решился. Сами найдём, не маленькие. У подъезда спокойно сидели, и спокойно выпивали  мужики. Менты их не трогали, а мы в свою очередь удивлялись порядкам Москвы. У нас, их уже давно, забрали бы в вытрезвитель.

Мы ополоснулись перед дорогой, отнесли ключ соседям, и поехали на вокзал.

В 85-м году, когда я держался за мамину руку – Московский метрополитен меня не пугал. Да и в 91-м, когда мы были там с мамой в последний раз – тоже. Всё написано по-русски, главное знать, куда тебе надо и уметь читать. Но вот в 97-м, когда я сам впервые был Андреем Сусаниным, всё оказалось не так уж и просто. При посадке на кольцевую, я перепутал стороны и вместо того чтобы проехать до «Комсомольской», три станции вправо и вверх, я повёл Женьку вниз по всему кольцу. А потом когда понял, что едем не туда, куда было нужно, я переполошился из под пива даже не догнав, что это кольцо, и что всё равно мы по нему доедем до нужной нам станции, я вытащил Женьку из вагона, перешел по привычке (как в Ташкенте) на другую сторону перрона и, попав на вообще постороннюю ветку, запутался совсем. Потом мы по многим и долгим переходам попали на прямую линию к «Комсомольской» и я тупо пытался остановить взглядом стрелки часов на своей левой руке. Позже, в добавок ко всему мы попутали Ярославский вокзал с Ленинградским, и в итоге опоздали на три минуты, коих с лихвой хватило. Хвост нашего поезда мы даже не увидели.

Сдали билеты и купили новые на поезд в четыре часа утра. На более раннее время составов с плацкартными вагонами не было. Шарахались по вокзалу, и всю ночь доставали продавца ларька, в котором мы покупали «Балтику», а так же смотрителя туалета с большой буквой «М», где почему-то пахло лавандой.

  Я слушал «Мумий Тролля» и, глядя на вытекающую жидкость подпевал: «У- те- кай! В подворотне нас ждёт маньяк…»  Этот туалет в поезде Москва – Питер был супер чистым в отличие от дальняка в Ташкентском, 86-м.

Здесь всё было иначе, здесь была ковровая дорожка, было зеркало, вода - не воняющая рыбой, и даже был кусочек мыла! Цивилизация, …ля!

Допив своё пиво,  мы с Женькой развалились на полках без простыней, и проспали почти до самого Питера. Сушняк, и переполняющие голову мысли, залитый солнцем перрон -  я представлял себе всё иначе, и дорогу, и перрон. Я не дышал, я глотал Питерский воздух, моля всех святых дать нам передышку в наших приключениях. Адрес  нашего с Женькой одноклассника я выучил наизусть, там и учить то было нечего: «В.О. восьмая линия дом 27, квартира 18 – Женя Цой».

Варюха в принципе, была запасным вариантом, у неё останавливаться и стеснять неудобством совсем незнакомых людей мне не хотелось. Я знал Варюху по переписке, – она тоже болела Цоем, как и я. Но её адрес был гораздо понятнее и точнее чем загадочные буквы «В.О.», поэтому я и решил сначала доехать до неё на проспект Ветеранов и оставить тяжелые сумки.

Вокзальный мент сказал, что выходить нужно на станции «Ленинский проспект»,

а там  мол, у любого спросите. Видок у нас с Женей был видимо непривычный (хотя мы надеялись на обратное), для Питерского дня. Я -  весь в чёрном, с чёрной спортивной сумкой «PUMA» на плече, в чёрной майке с Кинчевым с похмелухи. Женька светился «METALLIC-ой» и обилием черепов на майке, а так же своим желтым чемоданом. Туристы, короче. В метро мы обалдело таращились на железные бункера-двери и сразу не решились ехать, присматривались. В Ташкенте, станции метро огромные, полупустые в это время, плюс ко всему богато украшенные национальными узорами, а здесь! Мать моя!

Здесь было круто!

Бункер открылся, за ним открылись двери в вагон и мы резво в него влетели.  Бля, кайф!

 На улице нас встречал солнцепёк и дедок с газетой, в остальном проспект полностью соответствовал пустым затеям Ильича. Спросить можно было только у деда, которого я, судя по москвичам, откровенно побаивался. Вдруг, тоже одарит меня немигающим, полным тоски, и откровенной неприязни взглядом, после которого очень захочется послать его самого в очень отдаленный маршрут с эротическим уклоном. Но попытаться я всё-таки, был обязан – Женя, спрашивать у прохожих не решался вовсе. Мои опасения были напрасными, дед матюкнул мента толковым матюком - долбаёб, и пояснил, что нужно было выходить на следующей станции - «Проспект Ветеранов».

Снова спускаться под землю в, хотя и дешевый (по Московским меркам) – метрополитен, мы не хотели, уж лучше по улице, здесь хоть на дома поглазеем.

-         Ну коли так, идите на трамвай, так дешевле.  И дед принялся дотошно объяснять нам дорогу до трамвая.

 Топали мы долго, часто встречая взгляды прохожих. Мы – явно не нравились. Честно говоря, жёлтый Женин чемодан раздражал и меня тоже. Деревня, бля! Сумку купить – денег он пожалел, чудак! (через букву М) На лужайке у лесочка, слева, люди загорали, а мы топали, отсвечивая этим жёлтым чюмоданом.

В трамвае, объясняя нам дорогу, две бабульки чуть было не подрались. Выручил мужик, который шёл в соседний дом – взял нас с собой. Улица Тамбасова очень, очень была похожа на Сергели. Такие же блочные пятиэтажки, тополя и даже электричка под носом.

Варюха жила на пятом. Мы сели на лавочке у соседнего подъезда, и переводя дух – курили.

Да уж, только сейчас я понял,  что такой сюрприз как два парня из далёкого Ташкента, не проглотил бы никто. Женька с чемоданом остался пролётом ниже, а я с сумкой наперевес звонил в дверь. Мне открыла Варюхина мама, странно как-то дёрнулась и, вцепившись в ручку, слегка прикрыла дверь.

-         Здрасте! А Варя дома?

-         Нет, её нет.     И дверь захлопнулась. Слов почему-то не было, я спускался вниз

 разглядывая нарисованную в голове картинку: Вчера Андрей из Ташкента звонит вечером по меж-городу и просит узнать сможет ли Варя его встречать завтра на вокзале, но она оказывается на ночном дежурстве. Сегодня он заявляется с огромной сумкой на плече, а её всё нет.

-       Да она, наверное, нас в окно увидела. Шугнулась.   Подлил масла Женька.

-         В письмах приглашать, одно. А на деле это немного иначе смотрится.

-         Хуйня! Переживём. У неё я всё равно не имел права останавливаться.

Я написал несколько строк на рекламной листовке, что в обилии лежат у почтовых ящиков, и отправил как открытку.   

Теперь на проезде не экономили, ехали в маршрутке до метро.

Добрые люди подсказали что «В.О.» – это Васильевский Остров, туда

мы и ехали теперь. В метро, конечно, глазели по сторонам, в том числе

и на девушек. С одной я даже начал в шутку знакомиться.

-         Девушка! Вам  муж-дармоед, случайно не нужен?

-         Что?

-         Я говорю, вам  муж-дармоед, не нужен?

-         А! Хи-хи, нет, не нужен.

-         …    Слушай! Может ты, подскажешь, где у вас здесь переночевать можно так чтобы недорого, но и с уютом.

-         Нет, у меня нельзя. У меня мама, и папа строгий.

-         Да, нет. Ты не поняла. Я вообще спрашиваю, может знакомые какие-нибудь, комнату сдают. Мы блин, просто очень издалека приехали, а по адресу, куда ехали -  январский мороз.

-         Нет. У меня нет таких знакомых. А вы откуда?

-         Из Ташкента.

-         Да, ну?! Что, правда, из Ташкента?

-         Ага.

-         А ты в Самарканде когда-нибудь был?

-         Был.  Соврал я.

-         Вот это да! А фабрику там знаешь? Там ещё парк напротив есть.

-         Знаю. У меня там друг живёт -  Сашка Тен.

-         Блин! Вот здорово. А мы три года назад всей семьёй оттуда в Питер переехали. У меня папа – геолог.

-         Да ты чё?!   Теперь удивлялся я.

-         Я вообще-то тоже геолог. Недоделанный, правда, один экзамен провалил, теперь вот пересдавать буду.

-         Ой! Извини, мне выходить сейчас. Удачи вам!

-         Спасибо! А я думал, что ты нам поможешь.

-         Извините ребята. Но у меня точно, не получиться переночевать. Рудаки не позволят.

Цой в школе был тихим, скромным, «сам в себе», парнем и я удивился, узнав, что теперь он живёт в Питере, и работает переводчиком корейского языка.

В его пролёте находилось три дома с внутренним двориком, и лавочка. В подъезд без пароля было не войти, поэтому мы, бесполезно натрезвонившись по домофону, сели ждать кого-нибудь из соседей.

-         Пойду хоть булочек куплю, пожрать. Ты сиди жди, и молись, соседи выглянут, спроси, может и не живёт тут Женька Цой.

Этот адрес нам дал его закадычный дружок «Лимон», с нами передав заодно и говорящее письмо, в виде аудио кассеты (это конечно не «кьто-там», из «Простоквашино», но всё же)

Но адрес вполне мог оказаться устаревшим, потому как Женька уже давно не звонил на Родину.

Булыжная дорога была в кайф. У нас такого нет. Камни под ногами, по которым

 ходили многие великие люди, камни - которые больше трёхсот лет служат этому городу.

Лево или право? - Влево.

Не торопясь, я дошел до перекрёстка с магазинчиком и тут увидел вдали мачты. Мать твою! Памятник, что ли?

Я забываю о еде, и целенаправленно иду к мачтам. Боже! Это Нева! Это настоящие мачты какого-то прогулочного судна. Огромные корабельные краны на другом берегу справа.

Я облокачиваюсь на перила и судорожно ищу сигареты. Небо поражает своей синевой и кительно белыми, кучевыми облаками. Там, внизу на отмели, пацаны купают собаку. Я забываюсь, и окурок обжигает мне пальцы. Налево мост – я иду к нему, мыслей просто, больше не существует. Это моя мечта. Я настолько счастлив, что даже после прошедших, уже трёх лет, после нашего путешествия в город Петра мне не хватает слов чтобы пересказать свои ощущения. (Да и, нужно ли?)

Третья, или четвертая сигарета притупляет этот экстаз. Я с тоской вспоминаю про голодного Женьку на скамейке. Возвращаюсь другой дорогой, всё равно кривая выведет.

Шаркаю подошвой по булыжнику, и наугад выбираю повороты. Немного удачи мне не помешает.

Переулки выводят меня на восьмую линию В.О., в дворик, где Женька развалился на лавочке и сладко похрюкивает.

-       Эй!         Я нарочно громко топаю ногами, пытаясь определить, в каком он мире.

-         Женя! Же – ня! Е – в – ге - ен!

Интересно, какой сладкий сон он смотрит, если оставил без присмотра все наши шмотки, документы и деньги.

-      Же – ня!    И смачный щелчок по уху, открывает мне дверь в царство снов. Глаза его наполовину открываются, губы расплываются в дурацкой улыбке, а руки – в сладком потягивании.

-         Выходил кто-нибудь?

-         Не – а…

-         На, вот, понюхай. Гамбургер я сунул ему в руки, а «Спрайт» поставил на асфальт.

-         Спишь тут. А если б, деньги спёрли?

-         Я ведь проснулся.

-         Ага. По счёту десять! Голова твоя очистилась, водица в пузыре получила лечебный заряд, можешь теперь её пить, вместо пива.

В окно глазела старушка.

-      Бабуля! Бабуля!      Не слышит -  предположил Женька.

От нечего делать, мы занялись внутренним сканированием дворика. Нашли мусорку, которая стояла во внутреннем дворике с высоченными стенами без окон, пофоткались.

Потом из «нашего» подъезда, вышла старушка.

-         Бабуль, мы вот к другу приехали, он в 18-й квартире живёт. Кореец, Женей зовут.

-         Видели такого?

-         Да! Месяца два назад, видела.

-         А не знаете, он сейчас здесь живёт?

-         Пойду спрошу, он комнату снимал у Веры Алексеевны, с девушкой жил.

Мы ждали приговора. Комната Женьки с девушкой нас, конечно, очень сильно смущала. Но может хоть посоветует что-нибудь!

-         Мальчик – кореец, две недели как уже переехал в другое место. Куда, зачем, не говорил, гостей не ждал, где его искать Вера Алексеевна не знает.

Бабуля узнала всё.

Я начал причитать.

-         Ой, что же нам делать несчастным! Из Ташкента к однокласснику в гости приехали, хотели ему сюрприз сделать. Ночевать негде, знакомых больше нет. Бабуль, а может вы, нам комнату сдадите на недельку, а?

-         Что ты, сынок! Я вас не знаю, как же я вас в дом то пущу?

-         Да мы хорошие, мы вам документы покажем, деньги заплатим, да и только ведь ночлег просим. Днями то, мы по городу будем гулять. Пусти, бабуль! А?!

-         Нет, нет! Что ты, не могу я.

-         Бабуль, а может, знаете кого, кто нам комнату сдаст?

-         Да вряд ли кто вас к себе пустит без рекомендации и прописки. На вокзал вам надо – там обычно люди сами комнаты предлагают.

-         Нам бы по умеренной цене, бабуль – денежек у нас совсем немного.

-         Совет могу дать: ночи у нас тёплые, светлые – где-нибудь на лавочке можно поспать. Вот только милиция шугает. У меня сын порой пьяный на улице спит, я его домой не пускаю, так его в отделение всё время забирают, да!

Старушка упёрла руки в боки, и безмолвно уже, смотрела за нашими сборами. Наверное боялась, что мы чугунную лавочку с собой прихватим.

P.S. Продолжение следует….